Недавно юная Мария
     Узрела небеса чужие;
     Недавно милою красой
     Она цвела в стране родной.
     Седой отец гордился ею
     И звал отрадою своею.
     Для старика была закон
     Ее младенческая воля.
     Одну заботу ведал он:
     Чтоб дочери любимой доля
     Была, как вешний день, ясна,
     Чтоб и минутные печали
     Ее души не помрачали,
     Чтоб даже замужем она
     Воспоминала с умиленьем
     Девичье время, дни забав,
     Мелькнувших легким сновиденьем.
     Всё в ней пленяло: тихий нрав,
     Движенья стройные, живые
     И очи томно-голубые.
     Природы милые дары
     Она искусством украшала;
     Она домашние пиры
     Волшебной арфой оживляла;
     Толпы вельмож и богачей
     Руки Марииной искали,
     И много юношей по ней
     В страданье тайном изнывали.
     Но в тишине души своей
     Она любви еще не знала
     И независимый досуг
     В отцовском замке меж подруг
     Одним забавам посвящала.
     
         Давно ль? И что же! Тьмы татар
     На Польшу хлынули рекою:
     Не с столь ужасной быстротою
     По жатве стелется пожар.
     Обезображенный войною,
     Цветущий край осиротел;
     Исчезли мирные забавы;
     Уныли селы и дубравы,
     И пышный замок опустел.
     Тиха Мариина светлица…
     В домовой церкви, где кругом
     Почиют мощи хладным сном,
     С короной, с княжеским гербом
     Воздвиглась новая гробница…
     Отец в могиле, дочь в плену,
     Скупой наследник в замке правит
     И тягостным ярмом бесславит
     Опустошенную страну.
     
         Увы! Дворец Бахчисарая
     Скрывает юную княжну.
     В неволе тихой увядая,
     Мария плачет и грустит.
     Гирей несчастную щадит:
     Ее унынье, слезы, стоны
     Тревожат хана краткий сон,
     И для нее смягчает он
     Гарема строгие законы.
     Угрюмый сторож ханских жен
     Ни днем, ни ночью к ней не входит;
     Рукой заботливой не он
     На ложе сна ее возводит;
     Не смеет устремиться к ней
     Обидный взор его очей;
     Она в купальне потаенной
     Одна с невольницей своей;
     Сам хан боится девы пленной
     Печальный возмущать покой;
     Гарема в дальнем отделенье
     Позволено ей жить одной:
     И, мнится, в том уединенье
     Сокрылся некто неземной.
     Там день и ночь горит лампада
     Пред ликом девы пресвятой;
     Души тоскующей отрада,
     Там упованье в тишине
     С смиренной верой обитает,
     И сердцу всё напоминает
     О близкой, лучшей стороне;
     Там дева слезы проливает
     Вдали завистливых подруг;
     И между тем, как всё вокруг
     В безумной неге утопает,
     Святыню строгую скрывает
     Спасенный чудом уголок.
     Так сердце, жертва заблуждений,
     Среди порочных упоений
     Хранит один святой залог,
     Одно божественное чувство…
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .