Евгений вздрогнул. Прояснились
     В нем страшно мысли. Он узнал
     И место, где потоп играл,
     Где волны хищные толпились,
     Бунтуя злобно вкруг него,
     И львов, и площадь, и того,
     Кто неподвижно возвышался
     Во мраке медною главой,
     Того, чьей волей роковой
     Под морем город основался...
     Ужасен он в окрестной мгле!
     Какая дума на челе!
     Какая сила в нем сокрыта!
     А в сем коне какой огонь!
     Куда ты скачешь, гордый конь,
     И где опустишь ты копыта?
     О мощный властелин судьбы!
     Не так ли ты над самой бездной
     На высоте, уздой железной
     Россию поднял на дыбы?
     
         Кругом подножия кумира
     Безумец бедный обошел
     И взоры дикие навел
     На лик державца полумира.
     Стеснилась грудь его. Чело
     К решетке хладной прилегло,
     Глаза подернулись туманом,
     По сердцу пламень пробежал,
     Вскипела кровь. Он мрачен стал
     Пред горделивым истуканом
     И, зубы стиснув, пальцы сжав,
     Как обуянный силой черной,
     «Добро, строитель чудотворный! —
     Шепнул он, злобно задрожав, —
     Ужо тебе!..» И вдруг стремглав
     Бежать пустился. Показалось
     Ему, что грозного царя,
     Мгновенно гневом возгоря,
     Лицо тихонько обращалось...
     И он по площади пустой
     Бежит и слышит за собой —
     Как будто грома грохотанье —
     Тяжело-звонкое скаканье
     По потрясенной мостовой.
     И, озарен луною бледной,
     Простерши руку в вышине,
     За ним несется Всадник Медный
     На звонко-скачущем коне;
     И во всю ночь безумец бедный,
     Куда стопы ни обращал,
     За ним повсюду Всадник Медный
     С тяжелым топотом скакал.
     
         И с той поры, когда случалось
     Идти той площадью ему,
     В его лице изображалось
     Смятенье. К сердцу своему
     Он прижимал поспешно руку,
     Как бы его смиряя муку,
     Картуз изношенный сымал,
     Смущенных глаз не подымал
     И шел сторонкой.
     
     Остров малый
     На взморье виден. Иногда
     Причалит с неводом туда
     Рыбак на ловле запоздалый
     И бедный ужин свой варит,
     Или чиновник посетит,
     Гуляя в лодке в воскресенье,
     Пустынный остров. Не взросло
     Там ни былинки. Наводненье
     Туда, играя, занесло
     Домишко ветхой. Над водою
     Остался он как черный куст.
     Его прошедшею весною
     Свезли на барке. Был он пуст
     И весь разрушен. У порога
     Нашли безумца моего,
     И тут же хладный труп его
     Похоронили ради бога.
     
     
     1833